— Понятно. Я ведь спросил не из простого любопытства. На войну мы идем вместе, а Авалоном правит ваш брат. Вот я и подумал, как он отнесется к тому, что когда-нибудь я захочу вернуться и остаться здесь навсегда. Вдруг он захочет мне отомстить?
— Очень в этом сомневаюсь. Бенедикт — человек благородный.
— Тогда у меня еще один вопрос. Не хочу хвастаться, но я опытный военный, и, если мы захватим Амбер, ваш брат в этом убедится. Как вы думаете, можно попросить его назначить меня начальником гарнизона? Я прекрасно знаю эти места. Я готов показать ему поле колючек и объяснить, как выиграл битву. Черт побери! Я буду служить Бенедикту так же верно, как вам! — он покраснел и засмеялся. — Простите. Но я его не подведу.
Я усмехнулся и пригубил виски.
— Идея, конечно, неплоха. Боюсь только, что ты всегда будешь у него на подозрении. Он наверняка поймет, что я приставил к нему шпиона.
— К черту политику! Я не это имел в виду! Я простой солдат и люблю Авалон всем сердцем!
— Я тебе верю. Поверит ли Бенедикт?
— Зачем ему отказываться от хорошего генерала? Ведь он калека, и я мог бы...
Я невольно рассмеялся и тут же зажал себе рот ладонью — звуки далеко разносятся ночью. К тому же мне не хотелось обижать Ганелона.
— Прости меня, — сказал я. — Прости, пожалуйста. Ты не понимаешь. Ты действительно не понимаешь, с кем мы разговаривали той ночью в палатке. Он мог показаться тебе простым смертным, да еще и без руки. Это не так. Поверь, я боюсь Бенедикта. Второго такого, как он, не существует ни на отражениях, ни в реальном мире. Бенедикт — военный инструктор Амбера. Ты способен представить себе, что такое тысячелетие? Несколько тысячелетий? Ты способен понять человека, который каждый день своей жизни в течение всех этих лет часть времени уделяет оружию, тактике, стратегии? Ты жестоко ошибаешься, если видишь в нем правителя крохотного государства, который стоит во главе небольшого гарнизона, а в свободное время подстригает деревья в саду. О военной науке Бенедикт знает все. Он часто путешествовал с отражения на отражение, наблюдая вариацию за вариацией одной и той же битвы только для того, чтобы проверить свои теории на практике. Он командовал армиями настолько грандиозными, что солдаты маршировали перед ним много дней подряд, и не было конца их колоннам. Потеря руки причинит ему некоторое неудобство, но лично я не хотел бы драться с ним ни на дуэли, ни в рукопашную. Это просто счастье, что Бенедикт не претендует на власть, потому что в противном случае он сидел бы сейчас на троне Амбера. И можешь мне поверить, я тут же оставил бы все свои планы и первый признал бы его законным монархом. Я боюсь Бенедикта и не стесняюсь в этом признаться.
В горле у меня пересохло, и я выпил виски. Ганелон молчал довольно долго, потом вздохнул.
— Всего этого я, конечно, не знал. Я буду счастлив, если ваш брат разрешит мне хотя бы вернуться на родину и прожить здесь остаток дней.
— Он не будет возражать. Я знаю.
— Дара сказала, что Бенедикт прислал письмо. Он пишет, что решил сократить пребывание в лагере и скорее всего приедет домой завтра.
— Проклятье! — воскликнул я, вскакивая со скамейки. — Надо спешить. Надеюсь, у Дойла все готово. Я не хочу встречаться с Бенедиктом!
— Камушки у вас?
— Да.
— Можно взглянуть?
Я протянул ему кошелек. Ганелон вынул несколько алмазов, положил на ладонь левой руки и принялся рассматривать.
— И вовсе они не такие красивые, — сказал он. — Может, света мало? Подождите-ка, что-то сверкнуло! Хотя нет...
— Они ведь не отшлифованы. У тебя в руках целое состояние...
— Удивительно. — Он бросил алмазы в кошелек. — Удивительно, как легко вам это досталось.
— Не так уж легко.
— Все равно несправедливо. Вы ведь разбогатели за один день.
Он протянул мне кошелек.
— Когда мы расстанемся, я оставлю тебе не меньшее состояние. И если Бенедикт откажется от твоих услуг, ты по крайней мере ни в чем не будешь нуждаться.
— После того как вы мне о нем рассказали, я больше чем когда-либо хочу служить под его началом.
— Посмотрим. Может я что-нибудь придумаю.
— Спасибо, Корвин. Когда мы уезжаем?
— Завтра утром. День завтра будет тяжелый, так что ложись спать, а через несколько часов я тебя разбужу. Возьмем у Бенедикта телегу, впряжем в нее чемпиона и огнедышащего — несладко им придется, беднягам, — и отправимся в город. Затем навестим Дойла, заберем товар и незаметно исчезнем. Чем больше мы выиграем времени, тем труднее Бенедикту будет выследить нас на отражениях. Если мне удастся опередить его на полдня, голову даю на отсечение, он нас не найдет.
— С чего вы взяли, что он будет нас выслеживать?
— Бенедикт мне не доверяет и правильно делает. Он прекрасно понимает, что я появился в Авалоне не случайно и что осуществление моих планов грозит благополучию Амбера. Естественно, он должен узнать, что мне здесь нужно. Как только Бенедикт обнаружит, что мы уехали, — значит, добились того, чего хотели, — он немедленно кинется в погоню.
Ганелон зевнул, потянулся, выпил виски.
— Ладно, давайте спать. Вы мне столько наговорили о Бенедикте, что я уже ничему не удивляюсь. Даже тому неприятному происшествию, о котором я чуть было не забыл вам сообщить.
— Что ты имеешь в виду?
Ганелон встал и взял со скамейки бутылку.
— Эта тропинка, — он мотнул головой, — ведет к забору. За забором начинается лес, а шагов через двести — слева в низинке — стоит небольшая роща. Среди молодых деревьев, закиданная землей, ветвями и листьями находится свежевырытая могила. Я наткнулся на нее вечером, когда вышел прогуляться и остановился по нужде.