— Вернулся он глубокой ночью, вместе с Жераром и Джулианом. Жерар находился в полубредовом состоянии, левая его нога была сломана, левый бок — в синяках и царапинах. Джулиан тоже выглядел изрядно потрепанным. Они гостили у нас примерно месяц — меня поразило, как быстро Жерар выздоровел, — а затем взяли двух лошадей и уехали. Больше я их не видела.
— Они не говорили, что с ними случилось?
— Сказали мимоходом, что попали в какую-то переделку. Со мной на эту тему не разговаривали.
— Где это произошло? Не знаешь?
— Не Черной Дороге. Я ясно слышала, как они несколько раз упоминали Черную Дорогу.
— Где она находится?
— Понятия не имею.
— Что о ней говорили?
— Ничего особенного. Проклинали на все лады.
Я взглянул на остатки нашего завтрака, увидел, что в бутылке осталось вино, наклонился и наполнил бокалы.
— За встречу друзей! — сказал я и улыбнулся.
— За встречу друзей! — согласилась Дара.
Мы выпили.
Она принялась упаковывать корзинку, и я стал помогать ей, вспомнив о том, что время не ждет. Мне не терпелось отправиться в путь.
— Когда можно с тобой связаться? — спросила Дара. — Долго мне ждать?
— Не очень. Дай мне три месяца, и я тебе помогу.
— Где ты будешь через три месяца?
— Надеюсь, в Амбере.
— А к нам ты надолго приехал?
— На несколько дней. Но сегодня мне предстоит отправиться по неотложным делам. Вернусь только завтра.
— Жаль, что ты не можешь остаться.
— Мне тоже жаль. Я бы с удовольствием остался, в особенности после того, как мы познакомились.
Она покраснела и опустила голову, сделав вид, что корзинка упакована недостаточно тщательно. Я снял с куста фехтовальные костюмы.
— Домой вернемся вместе? — спросила она.
— Нет. Я — на конюшни. Мне надо ехать.
— Все равно нам по пути. Моя лошадь привязана за поворотом ручья. — Я кивнул и пошел вслед за ней по тропинке, огибающей берег. — Мне кажется, о нашей встрече никто не должен знать, тем более дед, — сказала она. — Как ты думаешь?
— Умница.
Журчание и клекот воды в ручейке, впадающем в реку, текущую к морю, затихали, затихали и наконец затихли. Слышался лишь все ослабевающий скрип мельничного колеса.
Как правило, принцип «Медленно, но верно» применим на все случаи жизни. Если же какой-нибудь процесс необходимо ускорить, действовать надо с крайней осторожностью.
Итак, я ехал медленно, но верно и с крайней осторожностью. Незачем было понапрасну утомлять чемпиона. Резкие смены отражений плохо действуют даже на людей, а животные, которые никогда не лгут сами себе, переносят их очень тяжело и могут взбеситься.
Я пересек небольшой деревянный мост через ручей. Мне нужно было добраться до реки, минуя город, а затем уже берегом доехать до моря. Стоял полдень. Деревья покачивали ветвями, навевая прохладу. На моем поясе висела Грейсвандир.
Я держал путь на запад и вскоре очутился в холмистой местности. Я не стал управлять отражениями, пока не взобрался на самый высокий холм, с которого как на ладони открывался вид на город, так похожий на мой Авалон. Недоставало лишь нескольких серебряных башен, да река протекала под другим углом. Из труб гостиниц и домов шел дым, легкий ветерок гнал его на север. Люди — верхом, пешие, на телегах, в экипажах — двигались по узким улочкам, заходили в лавки, отели, виллы и выходили из них; стайки птиц опускались, поднимались и щебетали рядом со стреноженными лошадьми; яркие плакаты и знамена полоскались по ветру; жара стояла такая, что воздух дрожал.
Шум голосов, звяканье, стуки, скрипы сливались в одно невнятное бормотание, но даже если б я был слепым, запахи подсказали бы мне, что город близко.
Я смотрел на него сверху вниз, и чувство тоски овладевало мною при воспоминании о давно позабытом отражении с тем же названием, где можно было обрести покой и где я был счастлив.
Впрочем, я прожил долгую жизнь и прекрасно понимал, что переживаниями горю не поможешь, а сожалеть о том, что свершилось, глупо.
Те сладостные дни миновали, и дело с концом, а сейчас меня ждал Амбер. Я дал лошади шпоры и поскакал на юг, твердо зная, что буду сражаться до победного конца. Я никогда не забуду тебя Амбер.
Солнце огненной точкой сверкало над моей головой, свистел ветер. Небо пожелтело, стало похожим на огромную знойную пустыню, раскинувшуюся от горизонта до горизонта. Холмы превратились в невысокие горы; камни, разбросанные в долине, поражали разнообразием форм и расцветок. Разыгралась песчаная буря, и я замотал лицо шейным платком. Чемпион заржал, зафыркал, но продолжал мчаться вперед. Песок, камни, ветер, оранжевое небо, стая облаков, летящая к солнцу...
Тени удлинились, ветер стих, тишина... Лишь стук копыт да свист неровного дыханья...
Полумрак, солнце столкнулось с облаками... И стены дня тряслись от грома... Как ясно видно вдалеке... Голубая прохлада, воздух, насыщенный электричеством... И снова гром...
Занавес дождя справа... Стеклянный занавес... Синие изломы в облаках... Прохлада, уверенная поступь коня и одноцветный мир, как театр...
Гром как набат, белые молнии, хлынул ливень... Двести метров... Сто пятьдесят... Хватит!
Бурлит, кипит, пенится ливень... Сырой запах земли... Ржание чемпиона... На галопе...
Струйки воды текут, тонут в земле... Пятна грязи пускают пузыри... Ручейков становится все больше они плещут...
Высокий холм впереди, и чемпион перепрыгивает лужицы и лужи, мышцы его напрягаются и опадают, копыта топчут полотно воды, выбивают искры из камней, мы взбираемся на холм все выше и выше, и плеск волн сзади превращается в рев бурного потока...